Таня Гроттер и ботинки кентавра - Страница 20

Дракон ненадолго нырнул, смочил кожу и, вновь показавшись из воды, легонько толкнул И-Вана головой под колени. Устоять после этого на ногах было так же невозможно, как остаться в живых после наезда асфальтоукладчика. Эта игра продолжалась уже несколько месяцев и очень нравилась дракону. И-Ван любил ее чуть меньше, хотя и понимал, что огромный дракон никак иначе не может выразить свою симпатию. Если бы Левиафан ударил его головой не в шутку, а хотя бы в треть силы, на камнях от И-Вана осталось бы только мокрое пятно.

– Ах ты, старый подводный чемодан! С чего ты вообще решил, что ты мой любимчик? Здесь нельзя иметь любимчиков! Читай! – ворчливо сказал И-Ван Левиафану, кивая на табличку на стене.

«ОТКРЫВАТЬ ЗАПОРНЫЙ ШЛЮЗ И ВЫПУСКАТЬ ДРАКОНОВ В ОТКРЫТЫЙ ОКЕАН ТОЛЬКО ПО АДМИРАЛЬСКОМУ ПРИКАЗУ».

– Э, нет! – сказал И-Ван. – Не эта! Соседняя!

«ПОД СТРАХОМ СМЕРТНОЙ КАЗНИ НЕ ПРИВЯЗЫВАЙТЕСЬ К ДРАКОНАМ И НЕ ПОЗВОЛЯЙТЕ ИМ ПРИВЯЗЫВАТЬСЯ К ВАМ!»

– Да, эта самая!

То ли выражая свое отношение к табличкам, то ли просто так дракон лениво плеснул хвостом, забрызгав стену океанской водой.

– Честно говоря, я не совсем понимаю, почему нельзя, чтобы драконы к тебе привязывались. Что здесь такого? – продолжал И-Ван. – Однако я точно знаю, что моего предшественника утопили только за то, что дракон, за которым он присматривал, не желал слушать больше ничьих команд. Вы, драконы, такие. Если уж полюбите, то один раз и на всю жизнь… Тот дракон, ну его дракон, вскоре погиб. Говорят, не успел нырнуть, когда у самого берега на мелководье их атаковали пикирующие крепости Борея. Но я думаю, он сделал это сознательно, потому что все остальные драконы спаслись.

Левиафан закрыл глаза. Он любил слушать рассуждения своего друга, хотя мало что понимал. Однако человеческий голос его убаюкивал. Драконы редко думают о будущем. Они живут настоящим.

И-Ван задумался. После того, что произошло, – Левиафан попытался напасть на старшего драконюха, а он остановил его простым окриком, не применив ни амулета, ни заклинания подчинения, – отрицать очевидное было невозможно. История повторилась. Левиафан привязался к нему, а он к Левиафану. Железное правило Царства Воды нарушено, и Бол Лу Ванн уже мчится доносить начальнику стражи. Сегодня вечером или завтра утром о происшествии будет доложено Его Величеству Гуссину Семипалому, который мало того, что величайший скряга, но еще и автор трактата: «Вода и казни (212 новых способов, как утопить, обваривать или скормить акулам). Посвящается моей жене Улюлии с благодарностью за вдохновение«. Недаром в его Царстве нет даже тюрем, да и зачем они, когда так близко океан и так велика монаршая фантазия?

Надо было на что-то решаться, причем срочно. И-Ван опустил голову на руки, точно прочитанную книгу пролистывая в памяти последний год…

* * *

Вот он на корточках сидит на песке у океана, долго и с изумлением разглядывая свое лицо в мелкой лужице, оставшейся после прилива. Смотрит – и испытывает чувство человека, встретившего случайно знакомого, о котором может вспомнить лишь то, что где-то его видел.

«Кто я? Что со мной?» – думает он.

Одежда, которая на нем, тоже не содержит подсказок. Рубашка с короткими рукавами, светлые брюки, а вот ноги почему-то босые. Сев на песок, он осматривает свои ступни. Они чистые, а кожа мягкая. Это-то и странно. У того, кто постоянно ходит без обуви, ступни должны быть жесткими, привыкшими к занозам и камням…

Он поднимается, всматриваясь в свои следы – ведь должен же он был как-то попасть сюда, – и почти сразу во рту у него пересыхает от нехорошего предчувствия. Песок гладкий, чистый, зализанный приливом. И никаких следов вокруг, кроме тех, что он оставил только что. НИКАКИХ!

Как же он попал сюда? Если пришел во время прилива по колено в воде, что хотя и маловероятно, но возможно, то почему брюки сухие? Нет, едва ли. Он просто очутился здесь в том, в чем был, – очутился внезапно, оставив где-то в ином месте и обувь, и прежнюю свою память. Может, его сбросили с ковра-самолета?

В поисках разгадки И-Ван начинает рыться в карманах. Находит простенький талисман – такой вполне может защитить от волчьего зуба, во всяком случае, этот зуб вставлен в деревянную оправу с узорами – и обрывок бумаги. Развернув его, он понимает, что это письмо или записка.

«..анька, ну и мастер ты писать секретные письма! Читали тридцать минут всем этажом. Ты че, ногой, что ль, писал, а руками тогда чего делал, как любит говорить Склепова. У меня все хорошо. Твой жар-птиц разжирел, гад, живет у Таньки, и перья у него лезут…»

«Хм… Значит, у меня был друг и какой-то секрет, который он радостно раструбил… И жар-птиц у меня тоже был», – рассеянно подумал он. Ну не странно ли, что пытаешься узнать о себе из письма, которое написано тебе?

Весь день И-Ван шел по побережью, толком не зная, ни куда он идет, ни откуда. Уже смеркалось, когда чья-то рука бесцеремонно опустилась ему на плечо. Он увидел трех солдат в прозрачных панцирях, которые грубо потребовали сказать, кто он и что здесь делает. Не получив внятного ответа, они связали И-Вану руки и, натянув на голову мешок, чтобы он не шпионил (как они заявили), перекинули животом через седло. Примерно через полчаса тряски И-Вана – в голове у которого от прилива крови началось нечто вроде звездопада – ввезли в город. Он понял это по изменившемуся звуку, так как копыта стучали теперь по брусчатке. Вскоре его сдернули с седла и заставили подниматься по ступенькам. Открылась и захлопнулась тяжелая дверь, после чего кто-то снял с его головы мешок.