– Нет! Думаю, не стоит. Он может меня обжечь.
– Дай взглянуть, я тебе сказала! Если это судьба, ее все равно не избежать. Если же нет… Отдай мне свою магию! Отдай мне все!
Внезапно протянув руку, ведьма схватила Гробулию за запястье и дернула к себе. Склеппи, не ожидавшая от старухи такой прыти, не устояла на ногах. Обе покатились по полу. Гробулия слабела, теряя силы. Каждая новая секунда контакта играла на руку энергетической ведьме.
– Я заберу все! Я выпью тебя до дна!.. Я сама стану красоткой с многоцветной аурой! Когда утром палач придет сюда, здесь будет лишь твое высохшее тело… Я же буду далеко! – бормотала лунная ведьма. Ее щеки розовели и обретали краски по мере того, как щеки Склеппи их теряли.
Гробулия перекатилась на бок и попыталась выдернуть у Озы руку. Ей это не удалось. Однако в борьбе завернулся рукав, обнажив запястье Гробулии. Склеппи и Оза одновременно посмотрели на браслет. В этот раз он выглядел заурядно – узкая витая полоска с парой проступивших рун.
– Так и я думала, что это не он. Очередная жалкая безделу… – с облегчением начала лунная ведьма и без всякого предупреждения – неожиданно для себя и Склеппи – рассыпалась прахом.
Гробулия, осыпанная сероватой пылью, вскочила и брезгливо отряхнулась.
Едва она успела восстановить силы, как в коридоре зашаркали приближающиеся шаги. Гробулия поспешно кинулась к двери и стала забивать скважину замка всякой дрянью. Она слишком хорошо понимала, зачем к ней могут идти. Едва она втолкнула толстую щепку, как в замке безнадежно заворочался ключ. Затаив дыхание, Склеппи слышала, как тюремщик-астролог с руганью пытается протолкнуть ключ.
– Замок заело. Придется, видно, вышибать, – пожаловался он кому-то. – Эй, Фоби, чего ты такой хмурый?
– Да из-за приказа о казни. В жизни не читал такого бреда! – пискляво отвечал кто-то, и Гробулия узнала палача.
– А что там такое?
– Вообрази: я должен посадить ее на кол, отрубить голову, четвертовать, а после этого еще и замуровать в стене! ЗАЖИВО! Как, интересно, я смогу это сделать?.. Спорю, приказ диктовала царица Нуи, а Бэр подмахнул не читая, – пожаловался палач.
– Бедолага!
– Это еще не все! Ты не слышал главного. Самое неприятное, что я перед казнью должен насильно поцеловать ее! – передернулся палач.
– Ну и поцелуешь!
– Тебе просто говорить! – проворчал палач. – А вдруг у нее пахнет изо рта или губы будут слюнявыми? Гертруда никогда не простит мне этого! У нее такой чуткий нос, она так ревнива!
– Гертруда твоя жена?
– Ты что, зачем мне жена? Все женщины такие неряхи, я их просто ненавижу! Гертруда – это моя морская свинка.
Бывший астролог с сочувствием вздохнул.
– Да, нелегкая у тебя работа! – сказал он.
– И не говори, брат! А кому сейчас легко? – пригорюнился палач.
– Эй, у меня не просто пахнет изо рта! Я еще и ядовитая! Я тебе язык откушу! – крикнула Склеппи погромче.
– Ну вот! Она еще и подслушивала! Давай ломать дверь! – сказал палач и с силой ударил в дверь огненной секирой.
Гробулия увидела, как полукруглое светящееся лезвие, похожее на месяц, легко прорезало два железных листа и вышло из двери с ее стороны. Склеппи в ужасе отскочила подальше и присела на корточки. Там, где по плитам бежала лунная дорожка, плиты малиново светились. Так было везде или, точнее, почти везде. Одна из плит – третья с краю – упорно отказывалась мерцать.
Гробулия лихорадочно соображала, что это может означать. Сомнений нет, защитная магия реагирует на луну. Везде, кроме одного места. А что, если именно там… Дверь уже почти вылетела, когда Склеппи догадалась встать на плиту и стала поспешно припоминать заклинание перемещения, нечто вроде усеченного вида телепортации. И она вспомнила его, вот только не успела сосредоточиться и вообразить себе место, куда хотела перенестись. А раз так, то ей приходилось рассчитывать на авось, толком не зная, куда занесет ее заклинание. В таких случаях заклинание обычно повторяет предыдущее действие, то есть ты оказываешься там же, где очутился человек, использовавший аналогичную магию до тебя.
– Фердаквус ид! Забодаллус дверехлоп! – крикнула Гробулия.
Ург огляделся и сбросил с плеча сумку.
– Здесь мы заночуем, – произнес он.
– Прямо в лесу?
– До ближайшего поселка несколько часов ходу. А уже почти ночь. Давай займемся дровами! – сказал Ург.
Он собирал сучья и сухие ветки так долго и так тщательно, словно хотел поджечь лес. В конце концов, куча хвороста стала едва ли не с него ростом. Только тогда Ург остановился. Он достал из ножен меч и, нашептывая, стал очерчивать вокруг костра большой круг. Это было совсем непросто – кое-где приходилось вырывать траву, чтобы круг был виден отчетливее.
– Что ты делаешь? – спросила Таня.
Ург тщательно проверил, чтобы линия круга была сплошной, замкнутой, и только после этого вернул меч в ножны.
– В смысле? – не понял он.
– Зачем ты это чертишь?
– А как же иначе? – проговорил он насмешливо, раскладывая в центре очерченного круга костер.
– А разве нельзя лечь спать без этого круга?
– Можно-то можно. Дело хозяйское. Но я думал, ты в курсе, что это за леса, – произнес Ург.
– Леса как леса. Комаров полно… Ежики там, белочки… – осторожно сказала Таня. Она ощущала подвох, но толком не понимала, в чем он.
– Угу. Еще вопросик в даунском духе: а кто в лесу живет? – медовым голосом спросил Ург.
– Это что, экзамен? Ты на медведей намекаешь?
– Точно, – ехидно подтвердил Ург. – На медведей… А теперь запомни! Не выходи ночью из этого круга, что бы ни случилось и что бы тебе ни померещилось. Понятно? Даже если тебе покажется, что я хочу тебя зарубить, или ты вмерзла в лед, или твой контрабас превратился в гремучую змею. А померещиться может все, что угодно. Абсолютно все! Это Дикие Земли, Варварский Лес! И не позволяй костру погаснуть! Закончатся дрова – бросай в огонь что хочешь: хоть свой футляр, хоть сама прыгай, хоть меня за шкирман и швыряй.